Васька Рогов — школьный товарищ моего собеседника Ивана Егоровича Сосновикова. Речь о нём зашла совершенно случайно. Говорили мы о современном образовании, но углубились в далёкое прошлое.
«Учителя во все времена были и хорошие, и плохие, а вот таких, чтобы, как говорится, от Бога, по пальцам пересчитать, — рассказывает Иван Егорович. — Я сам много лет проработал в школе, и на всю жизнь запомнил слова о том, что учитель должен уважать своего ученика и верить в него. А ещё часто вспоминаю один случай.
Васька Рогов в классе большим авторитетом не пользовался: маленький, щупленький, учился из рук вон плохо. На то у него были веские основания: мамка Васькина работала на ферме с утра до ночи, а на нём было всё их хозяйство. Отчим был жаден и нещадно лупил мальчишку за малейшую провинность. Жаловаться на отчима запрещалось. Он и так взял жену с ребятёнком, кормил-поил обоих, в общем, облагодетельствовал.
Одна отрада была у Васьки — трофейная губная гармошка. Её подарил молодой кузнец Тихон. Выходил Василий в школу пораньше, шёл дальней дорогой, через поле. Было у него любимое место. Сядет на косогоре, подложив холщовую сумку, играет как умеет. Новые ботинки сымал и ставил рядом. Босые ноги больно колола стерня, но он не обращал на это внимания. За игрой и застал его директор школы Егор Михайлович. Васька торопливо вскочил, пытаясь обуться. А тот только рукой махнул, прося сесть на место.
Директор грузно опустился рядом, вытягивая больную ногу. Положил на землю трость, снял сапоги, выдохнул: болит, зараза. Паренёк набычился. Сейчас мамке скажет, отчим узнает — поколотит, отберёт гармошку. Директор молчит, и Васька молчит.
— Вот что, друг мой Василий. Слышал не раз, как ты играешь. Здорово у тебя этак получается, лихо. А на горне сможешь?
Мальчишка аж поперхнулся. На горне играть — это не на гармошке, тут особая сноровка нужна. Всё-таки сбрехнул Сенька, что Васька опосля уроков горн брал. Да и кто ему, Ваське, горн доверит? Это ж ответственность какая!
Егор Михайлович, словно прочитав Васькины невесёлые мысли, сказал:
— В январе мы будем школу новую открывать, начальство из района приедет. Надо, чтоб всё отлично прошло, а без горниста, сам понимаешь, не солидно. Генка, конечно, отличник, пионер и всегда впереди, но нет в нём задору. Вот я и подумал: а чем плох Василий Рогов? Ничего, что плохо учится, это подтянуть можно. Главное мне сейчас твоё мнение услышать.
У Васьки никогда в жизни никто мнения не спрашивал. От того, что он будет горнить, и от того, что сам директор, бывший председатель колхоза и фронтовик, ему предлагает, перехватило дыхание. Он согласно замотал головой.
— Ты вот что, Василий, крепко подумай. Потому как мне сейчас придётся выдержать битву. Учителя вряд ли захотят твою кандидатуру принять, и вожатая Валечка будет против. Но я в тебя верю, ты уж меня не подведи. Вечером, как с хозяйством управишься, приходи к нам, Наталья Дмитриевна с тобой заниматься будет. А сейчас беги, звонок скоро.
Весь день Васька сидел как на иголках. Уроки казались нескончаемо длинными. Как только прозвенел звонок, он стремглав понёсся в кузницу, не замечая по-осеннему разбитой дороги и усталости. На одном дыхании выпалил Тихону всё, что с ним приключилось. Молчаливый кузнец, единственный Васькин по-настоящему близкий человек, стоял и слушал, не перебивая. Потом положил тяжёлую руку на плечо и сказал: «Ты уж не подведи его. Это человек хороший, кабы не нога, может, по сию пору в председателях ходил бы. А ты далеко пойдёшь, если стараться будешь».
Васька пообещал, что будет, и помчался домой. Тяжёлые вёдра с водой и неподъёмный чугун с варевом казались сегодня легче.
В доме директора жарко натоплено. Над столом огромный абажур, и от него во все стороны льётся мягкий свет. Вкусно пахнет щами, да так, что потекли слюнки. Наталья Дмитриевна, маленькая, сухонькая, зовёт к столу.
— Проходи, Васенька, поешь сначала, а потом уж за уроки сядем, — говорит хозяйка и ставит на стол большущую миску ароматных щей.
Васька ест, а она смотрит на него ласково, улыбается:
— Ты на нашего Митю похож, такой же худощавый, и уши смешно торчат.
— Митя-то ваш, поди, давно большим учёным стал, вон у вас сколько книг!
— Митя погиб в сорок четвёртом…
Васька понял, что сказал лишнего, и продолжал есть молча. А потом они сели за уроки. Книжки у Натальи Дмитриевны интересные, довоенные, ещё Митины. И как-то незаметно для себя Василий втянулся. Стал быстро и ловко считать по арифметике, без ошибок находил города на карте. Только вот грамматика пока давалась не очень, но он старался. Пришлось Ваське пережить и нападки товарищей, и недоверие учителей, и возмущение Валечки, которая не переставала вздыхать, что испортит ей Рогов всю торжественную программу.
Иногда в красный уголок заходил Егор Михайлович и наблюдал, как проходят занятия. Васька в эти минуты старался особенно. И горн с красным полотнищем горделиво взмывал вверх.
Отчим, почуяв неладное, пытался вызвать пасынка на разговор, но Васька тщательно его избегал. Приходил, когда тот был ещё на работе в конторе, убирал за скотиной и, собрав свою потрёпанную сумку, бежал к директору.
Наталья Дмитриевна подарила ему Митины книги. Он читал, забившись в угол на печи, при тусклом свете, просачивающемся сквозь занавески, и прятал книги от отчима. Но тот всё же нашёл. Высек, сказал, что человек должен работать, а не заниматься читательством. Книги отобрал и спрятал. Пришёл Васька в школу понурым, горн в тот день звучал совсем невесело. Егор Михайлович допытался, выяснил про книги. Пообещал разобраться.
Сразу после зимних каникул открывали новую школу. Учеников построили в спортзале, ждали районное начальство. И вот все собрались. Васька стоял и чувствовал, как по спине бежит холодок. Горн, зажатый в кулаке, стал горячим. Он встретился глазами с Натальей Дмитриевной, которая одобрительно кивнула.
Наконец Валя подала сигнал. Васька вскинул руку, прижал горн к губам и сам испугался, как громко, важно и призывно он зазвучал…
Когда была перерезана алая лента, большой начальник из района объявил, что на день рождения Ленина будет большой пионерский слёт, что школа примет в нём участие и «горнист у нас настоящий, пионерский». И пожал Ваське руку.
Васька не зазнался, только стал ещё лучше учиться. Отчим больше не лупил его — знал, что есть кому заступиться.
После школы Васька отслужил в морфлоте, поступил в военно-морскую школу и дальше пошёл по этому пути. Бороздил мой товарищ Василий Рогов моря-океаны. Да я вам сейчас карточку покажу».
Иван Егорович извлёк из недр буфета альбом в плюшевой обложке. Показал снимок улыбчивого паренька в лихо заломленной бескозырке и другой — солидного мужчины. «А это тоже Васька, нет, Василий Иванович, капитан третьего ранга».
Мы помолчали, и каждый подумал о том, что было бы с Васькой, не встреть он на своём пути не просто учителя, а учителя от Бога.
Лариса СТЕШИНА