С бабушкой Фисой мы были соседками. Встречались с ней, когда я приезжала в гости к родственникам. И кто бы мог подумать, что у этой милой, всегда доброжелательной женщины может оказаться столь трагическая судьба…
Анфиса с трудом опустилась на пригорок. Поставила рядом тяжелую корзину, полную ягод, и вытянула больные ноги. Болели они сильно. Эх, ноги-ноженьки, сколько вы исходили…
Подумала про правнука. Представила, как тот обрадуется бабуле, как будет за обе щеки есть ароматную клубнику. И тут же почувствовала, как уходит усталость, как возвращаются силы.
Путница посмотрела вдаль. Внизу, под косогором, раскинулась любимая деревня Ольховка. Она, как и сама Анфиса, состарилась, съежилась, из цветущей жизнерадостной красавицы превратилась в старушку. Обветшали и опустели домики. Не слыхать на тихих уютных улочках песен и заливистой гармони. Анфиса вспомнила, как девчонкой прибегала на этот косогор. Ножки легко заносили на кручу. Сегодня же несколько раз останавливалась. И это с пустой-то корзиной.
Отец Фисы был колхозным пасечником. Он угощал дочку свежим медом, а потом они вместе шли на косогор. Отец собирал травы, Анфиса вязала из них ароматные веники. Навяжет целую кипу и несет домой, да еще корзину в придачу. Травы заваривали и пили зимой ароматный чай или использовали как лекарство. Они, эти травы, и спасли девочку в первый военный год.
О том, что началась Великая Отечественная, она узнала от матери. Не успела войти в дом, как ее отправили обратно к отцу сообщить горькую новость. Тот, узнав о войне, вместе с Анфисой принес из сторожки домой припасенные лекарственные сборы, на бегу рассказывая, от чего помогают ягоды, корнеплоды, листья и корешки. Напоследок сунул в руки тетрадку, исписанную мелким почерком.
Мать провожала отца до косогора. Обнялись на прощанье, и он уверенно зашагал вдаль своей привычной, размашистой походкой. Анфиса бросилась за ним. Крепко Федор обнял дочь и двинулся прочь. Вместе с отцом ушло детство. Девочка упала в пряную, нагретую летним солнцем траву и зарыдала. Она будто выплескивала вместе со слезами свою первую большую трагедию. Только к вечеру мать и соседка нашли ее на лугу. Идти Фиса не могла. Ноги не слушались.
В постели она пролежала все лето и осень. Когда на фронт забрали доктора, лечившего Анфису пилюлями, мать стала поить дочку травами, что оставил отец.
Тем временем в деревню стали приходить первые похоронки… Головы женщин покрылись черными платками. Безутешных вдов становилось все больше.
— Ты только дочери не говори, что Федя пропал, а то совсем не встанет. А может Федя еще и найдется… — наставляла мать соседка.
— Мама, — позвала Фиса, — подай икону Богородицы. Я молиться стану.
Прижав к груди образ, она страстно зашептала, вкладывая в молитву всю накопленную боль, все свое детское отчаяние. Просила только об одном — чтобы любимый тятенька вернулся.
Анфиса выздоровела, начала ходить, помогать матери в огороде и на ферме. Отец так и не вернулся. Не было о нем никаких известий. Но мать не надела черного платка, до конца жизни веря, что он жив и обязательно вернется. До последних дней войны хранила собранный им пучок травы и горсть ягод, пока не прибежала к ней эвакуированная селянка и не попросила травки для больного сына.
Мать высыпала из мешочка остатки ягод. Едва коснулась сухим букетиком своего лица и произнесла:
— Он пахнет счастьем. Федя его с любовью собирал, бери на здоровье.
Оторвавшись от воспоминаний об отце, Анфиса еще раз глянула вдаль. Там, за рекой, было их любимое место с мужем. Как она бежала на свидание к своему Петеньке, как кружилась от счастья голова! Ноги сами несли ее, словно не уставала за день в поле. А как она плясала на собственной свадьбе!
Один за другим родились два сына, а много лет спустя Господь подарил двойняшек — Федю и Верушку. Но, видно, счастья, отмеренного Анфисе, было слишком много.
Однажды в поле прибежал соседский мальчишка. Размахивал руками, говорить не мог, только звал ее за собой. Прибежала на берег реки, а там уже народ собрался. Анфису увидели, расступились. Раскинув руки, на траве лежали два ее старших сына. БЕСПОМОЩНЫЕ, БЕЗДЫХАННЫЕ.
— Крепись, мы все, что могли, сделали, а мужа твоего не нашли. Его, наверное, вниз по течению унесло. Ребята купались, тонуть начали. Сашенька брата спасать стал, а тут Петр прибежал, бросился на помощь да, видать, попал в омут.
Похороны были тихими. И даже у Анфисы за эти дни, кажется, все слезы высохли. Только когда все разошлись, она как подкошенная упала на свежий холмик. Вдруг кто-то тихонько позвал и слегка дотронулся до нее. Ноги не слушались, но она встала. Обернулась. У оградки стоял батюшка. Так его звали в деревне. Пришел он в эти края давно, поселился в опустевшем доме, жил тихо, кому помощь требовалась, помогал. О себе говорил, что он инок из разоренного монастыря. На руках он держал напуганную Верушку, а за руку — зареванного Федю. Дети к ней не подошли. Так и брели до дома: впереди она, а следом батюшка с ребятами.
Поминки были в доме золовки. После молитвы приступили к трапезе. Вдруг крики с улицы заставили всех подняться. Горел дом батюшки…
По молчаливому согласию батюшка поселился у Анфисы. Жил он скромно: спал на лавке у печи, положив под голову свою телогрейку. Единственная его трапеза — картофелина, кружка молока да ломоть хлеба. Пока Фиса была на работе, он приглядывал за ребятами, рассказывал им истории. И женщине было проще. Словно боль, сидевшая внутри, находила выход.
— Батюшка, за что мне такое? — спросила однажды Анфиса.
— Господь не дает больше того, что мы донести сможем. Он все видит. Ты, когда совсем тяжко, помолись, тебе полегче станет.
Батюшка ушел весной. Поблагодарил за хлеб-соль, перекрестился на четыре угла, закинул котомку за плечо и зашагал по улице.
— А как же я-то теперь? — закричала женщина вслед.
— Да я тебе и не нужен, ты сильная, справишься.
Была ли она после всего случившегося счастлива? Анфиса не раз размышляла на эту тему. Наверное, да. Не сломили ее горести и лишения. Счастье она нашла в детях. Верушка на доктора выучилась, мамино здоровье оберегает. Внук тоже по ее стопам пошел. Вот завтра правнука привезет. Да и сын обещался приехать. Он, как руководителем стал, редко заезжает, но сноха Любочка с детками и внуками часто гостит, говорит, свежий воздух им на пользу. Разве это не счастье?
Вспомнив о детях, Анфиса пошарила по карманам. Опять забыла сердечные капли. Дочка журить будет: жара такая, а ты себя не бережешь. Она улыбнулась. И этой дочерней заботе, и предчувствию радости услышать детский смех, который наполнит весельем старенький домик, и аромату пирогов, которые они напекут с дочкой в четыре руки.
Соседка забеспокоилась, что Анфиса долго не идет за молоком. Солнце клонилось к закату, корова давно подоена, а бабушки все нет и нет. Она направилась к Анфисиному дому. Свет в избе не горел. К двери прислонена палочка. Анфиса так всегда делала, когда уходила из дома надолго.
…Нашли ее на косогоре. С корзиной, полной ягод, и пучком лечебных трав. Любовь к растениям, знания об их великой силе, переданные отцом, позволяли ей помогать родным, соседям и даже незнакомым людям. И возвращаясь с полей, она обязательно приносила пучок трав.
Умерла она тихо, как и жила, с мыслями о родных, близких и светлой любовью к ним.
Лариса СТЕШИНА