Первые, пока еще робкие, лучи солнца заглянули в окно. Максимка открыл глаза и, вспомнив, сколько сегодня дел, рывком откинул одеяло. Поежился.
Потом тихо, чтобы не разбудить мать, встал с кровати. Она болеет, кашляла всю ночь. И сегодня Максим сам решил разнести почту. В воскресенье обычно бывало немного писем и пара-тройка газет. Но идти надо в Клюшки. Ох, как не любил он ходить по весне в эти Клюшки. И кто придумал строить дома в нескольких километрах от деревни? Всего одна улица буквой Г.
И еще одно дело было у Максимки. Очень важное. Он хотел попросить прощения у Бога. Икона хранилась на самом дне комода под простынями. Там же была фотография: родители молодые, счастливые и подпись «Ялта-39». Мать берегла ее как зеницу ока. И даже не вешала на стену, чтобы не выгорела. Максимка случайно узнал о тайнике — детское любопытство.
Отца Максим любил. Он носил его на плечах, учил плавать. С ним связаны самые лучшие воспоминания! Его папа работал учителем — прекрасно рисовал, делал поделки из дерева, лепил из глины свистульки… И даже ремонтировал школьную мебель. А потом началась война, и он пропал без вести.
Когда отца забрали на фронт, от старой бабки Курилихи мальчик услышал, что если усердно молиться, тот непременно вернется. И Максимка потихоньку доставал спрятанную икону, глядел в глаза Богу и очень просил, чтобы папка нашелся. А иногда рассказывал, как у него, Максимки, дела.
Но шли дни, месяцы и даже годы. Отгремели праздничные салюты Победы, Максима приняли в пионеры. Первое время мать все собиралась уехать жить в Крым. Она подолгу рассказывала сыну о море, скалах, и они вместе рассматривали довоенные открытки с видами полуострова. Но родственники писали матери, что жизнь у них пока не налажена, и просили ее отложить переезд.
А отец все не возвращался. И тогда Максимка в сердцах сказал Богу, что тот обманщик. Ведь он честно верил, молился, но ничего не произошло. Почему вон у Кузьки и батя вернулся, и братья. И ходит Кузька важный, словно гусь. И мамка дает ему каждый день по лепешке. А он, Кузька, задается.
Заканчивался очередной учебный год. И однажды дети классом пошли в поход. Километров за десять от села была могила летчика. Учитель рассказывал, что тот летел на задание и разбился. И надо обязательно написать в газету, что есть такая могила, чтобы отозвались родственники. А вечером у костра учитель вспоминал своего друга, Максимкиного отца, и говорил, какой он был хороший человек, и товарищ, и герой, и патриот. И что с войны обязательно кто-то не возвращается. И не потому что не любит своих родных, а потому что отдал свою жизнь за то, чтобы жила его семья. Когда ребята уснули, Максим сидел у догорающего костра потрясенный. И тогда он твердо решил попросить у Бога прощения…
Мальчик встал на цыпочки, подошел к буфету. Ему показалось, что мужчина с иконы смотрит на него как-то серьезно. Максимка откашлялся и прошептал:
— Уважаемый Бог, — получилось как на пионерском собрании, но вполне убедительно. — Я очень виноват, что тебя обидел. Но жизнь-то у нас с мамкой не сахар. Из конторы ее попросили, потому что не согласилась за Игната Васильевича выйти замуж. Но он же страшный, лысый и скользкий. А в почтальонках ей трудно, болеет часто. Вот я думал, приедет папка, и все у нас будет как прежде…
Он перевел дух и закончил:
— Папка-то у нас хороший был. Там сейчас с тобой, на небе. Ты как встретишь Ивана Сорокина, по отчеству Егоровича, скажи, что сын Максимка его очень любит, и мамка любит. Мы справимся. Если за нас он отдал жизнь, так говорит учитель, я буду стараться его не подвести.
Максим шмыгнул носом. Поскорее положил икону на место и стал собираться. В огромных отцовских сапогах было неловко, но сухо. Только сегодня выглянуло солнце, а до этого недельный дождик расквасил всю дорогу.
Он торопился. Сегодня в школе проходили районные соревнования, и ему, как капитану команды, опаздывать было нельзя. Из одного дома выглянул, словно его и ждал, ладный старичок, взял газету. В другое бы время Максимка с удовольствием поговорил, но сегодня спешил.
Он быстро обежал Клюшки, чуть не утопил в грязи сапог и почти съехал вниз на пятой точке. Ну вот и все: свернуть в проулок, вручить бабке Настасье письмо от сына-моряка и через гумно домой.
— Максимка, постой! Чего несешься как угорелый? Вот тебе, — бабка полезла в карман фартука и достала два крашеных яйца. Аккуратно, чтобы никто не увидел, переложила в карман Максимке. — Маме кланяйся да поздравляй с праздником!
Мальчик удивленный помчался через усады к дому, придерживая карман с гостинцем. И вдруг наперерез ему вышел Кузька. Максимка от неожиданности остановился и чуть не упал.
Кузька полез за пазуху, но пуговица словно застряла и не хотела расстегиваться. «Эх, — подумал Максимка, — драться сегодня вовсе не хочется». Но он тоже начал расстегивать свое пальто, жалея, что не надел ватник.
Наконец Кузька домучил пуговицу, извлек из-за пазухи что-то завернутое в тряпицу и протянул Максимке:
— На, бери, бери. Мамка лепешки пекла. Да не стой ты как истукан, суй за пазуху, стынет ведь! Ты не смотри, что она откусана с одного боку. Я на рыбалку шел, пока тебя ждал, продрог, проголодался.
— Ты не ходи к прудошкам, там рыбы совсем нет. Иди к изгибу реки. Встань лицом к воде, отсчитай пятнадцать шагов вправо и садись. Там еще дерево повалено, — вдруг рассказал Максимка про свое потайное рыбное место и помчался домой.
В хате было тепло и пахло хлебом. С удивлением он увидел незнакомого мужчину. И мама была счастливая и нарядная.
— Папка наш нашелся, — сказала она.
Максимка с изумлением посмотрел на незнакомца.
— Да нет, что ты! — мать перехватила взгляд сына. — Это его товарищ, боевой товарищ. Он рассказал, что наш отец погиб как герой, и где его могила. Мы обязательно туда поедем. Я знала, что не мог он просто так пропасть, что пришлет весточку! И тут вы, Леонид, приехали.
С улицы призывно раздался свист. Максимке не хотелось уходить, хотелось расспросить отцовского боевого товарища обо всем поподробнее. Свист повторился. Мальчик схватил шапку.
— День-то какой сегодня хороший! — сказал он.
Мать посмотрела на него, улыбнулась и ответила:
— Так ведь Пасха!
Лариса СТЕШИНА