Странник и Колхозный

Рассказы, очерки, воспоминания

Знакомство сотрудников редакции с Георгием Львовичем Разумовым состоялось в 2017 году, когда он ненадолго приезжал в Лукоянов. О его отце, бывшем директоре Тольскомайданской школы, «ЛП» рассказала читателям, опубликовав очерк Михаила Савлева «Лев Васильевич Разумов». Сегодня предлагаем вашему вниманию рассказ Георгия Разумова «Странник и Колхозный». Описываемое время — детство автора, начало 50-х годов. Место действия — село Тольский Майдан. В семье родителей Льва Васильевича и Анны Ивановны Разумовых уже девять детей.

Сразу после войны по городам и селам бродило много разного рода людей, которые жили подаянием сердобольных и которых называли странниками. Среди этого люда народ был самый разношерстный. Тут были и калеки, изувеченные войной, и старики и старухи, одетые в немыслимое тряпье, и детвора разного возраста.

Через наше село странники проходили довольно часто, так как оно стояло на оживленном тракте. Окна нашего дома выходили прямо на этот тракт, и нам всегда было видно, кто идет или едет мимо по своим странственным делам. Бывало, заходил этот люд и к нам во двор, прося подаяние. В доме всегда было голодно, мы сами были голодны и это было делом привычным, но мать ни разу никого не прогнала со двора, ничего не подав, это я хорошо помню.

Мне всегда было жалко этих людей. Глядя на них, я больше всего думал не о том, что они голодны. Самым страшным мне казалось то, что они и на ночь оставались без крова над головой. Сама мысль о ночном холоде, темноте ужасала мое детское воображение. Оно рисовало мне и лихих разбойников, и волков, и другие страшные картины бедствий, которые могли обрушиться на головы этих таинственных людей.
Однажды летом, ближе к вечеру, с улицы прибежали мои старшие братья Эрик и Валерка.

— Мама, мама! — закричали они. — Там, у крыльца, стоит странник, мальчишка. Он сирота, и у него есть аккордеон, он здорово играет. Мам, пусть он поест у нас, он сильно есть хочет.

Мы вышли на улицу. Возле крыльца стоял вихрастый пацан, по виду ровесник Эрика. На плече у него висел на ремне маленький аккордеончик, четвертушка.

Мать позвала его в дом, дала чего-то поесть, а сама вышла. Пока пацанчик ел, братья расспрашивали его, кто он, откуда, куда и зачем идет. Мальчишка, а звали его Юрка, охотно отвечал. По его словам выходило, что родом он откуда-то из-под Калуги, что родителей убило в войну и что он с тех пор мыкается по дорогам страны, зарабатывая себе кусок хлеба игрой на аккордеоне и пением песен. Так, странствуя, добрался до наших краев. Дальше, как он говорил, путь его лежал в южные края, где сытнее и теплее зимой.

В это время пришел из школы отец, братья все ему рассказали. Отец поговорил с Юркой, попросил его что-нибудь сыграть. Пацан выполнил просьбу отца. Видно было, что он от природы талантлив, и игра его это доказывала. Вернулась мать, родители вышли в другую комнату и о чем-то поговорили, после чего отец, возвратившись, сказал Юрке:

— Вот что, парень… Не дело тебе мыкаться по белу свету и жить беспризорником. Оставайся-ка ты у нас, будешь и жить у нас, и есть у нас, и в школу пойдешь, тебе учиться надо.

Не помню уже, обрадовался ли Юрка такому повороту дела, но братья мои горячо эту идею подхватили. Стали его уговаривать на все лады, а Валерка взял в руки его аккордеон и сам стал что-то наигрывать. Короче, Юрка остался у нас.

Отцу, директору школы, не составило большого труда оформить на Юрку документы и записать в школу. Так Странник стал жить у нас. Пришла пора, он и в школе стал учиться вместе с Валеркой.

Время шло, Юрка уже стал полностью своим в нашей семье. Учился неплохо, был сообразительным, работящим, во всем помогал нам: и дрова пилил, и за водой ходил, и в доме убирался. Вечерами играл нам на своем аккордеончике. Играл он просто здорово. Любую мелодию схватывал на лету и уже через пять минут играл так, будто знает ее сызмальства. По всему было видно, что к музыке у парня талант.

Через два года Валерка и Юрка окончили семилетку и получили свидетельства о неполном среднем образовании. У отца были хорошие связи в Москве. Он съездил туда. Чем там занимался, я не могу точно сказать, но, вернувшись, сказал Юрке:

— Собирайся, поедем в Москву на прослушивание.

Из Москвы отец вернулся один. Юрку приняли в Московское музыкальное училище имени Гнесиных. Через два года он один раз заглядывал к нам в гости, а потом мы его никогда не видели. Отец, правда, позже ездил в Москву, наводил о нем справки. Вернувшись, рассказал, что Юрка с отличием окончил училище и поступил в консерваторию по классу народных инструментов.

Дальнейшая его судьба нам полностью неизвестна. Доходили только обрывочные слухи от отцовского брата в Москве, что все у Юрки благополучно, он нормально устроен в жизни.

Не успел Юрка уехать в Москву, как в нашей многочисленной семье снова появилось пополнение. В селе был местный паренек-сирота. Отца его убило на войне, а мать померла сразу после окончания войны от какой-то хворобы. Витька, как звали этого мальчика, остался один. Фамилия его была Орлов, но так его звали только в школе. В селе, где у каждого, помимо официальной, была обязательная уличная фамилия, он был известен как Витька Колхозный, потому что его на кошт взял колхоз и определил на жительство в дом бригадира.

Уже не могу точно сказать, сколько в том доме прожил Витька, но однажды, холодным дождливым и ветреным октябрьским вечером, заявился с гуляния наш старший братец Эрик и привел с собой этого самого Витьку. Дома из родителей была только мама, отец был где-то по делам.

— Мама, — заявил Эрик, — пусть Витька Колхозный живет у нас вместо Юрки. Его бригадир сильно бьет.

С этими словами он подтолкнул Витьку к свету. Стало видно, что все лицо у него в крови, что он заплакан и весь трясется от страха. Мать ничего не сказала, кроме того, что вот папа придет, тогда и решим.

Когда вернулся отец, Эрик сам все ему рассказал, и он, ничего не ответив, снова ушел. Оказалось, что к бригадиру, благо, что жил тот всего в двухстах метрах от нас.

Через какое-то время папа вернулся и сказал, чтобы Витька оставался у нас, а там видно будет. Так у нас опять появился новый член семьи.

Жил он у нас не очень долго, всего-то до следующей осени. Дело в том, что Витька к той поре учился в седьмом классе, после окончания которого отец устроил его в ремесленное училище на механизатора широкого профиля. Училище, которое находилось в районном центре за пятнадцать километров от села, полностью содержало своих учеников на государственном обеспечении, в том числе и жили они при училище.

Наш ремесленник приезжал несколько раз на каникулы и праздники. Училище он окончил хорошо, и отец определил его на целину, которая к тому времени гремела на всю страну призывами и песнями. Попал наш Колхозный куда-то в Кокчетавскую область. Несколько раз от него приходили письма. Писал, что живет и работает в совхозе, что все у него хорошо, но что он скучает по нашему селу и по нам. Потом письма стали приходить все реже, и их тоненький ручеек постепенно иссяк окончательно.

Такая вот музыкально-целинная эпопея имела место быть в нашей многодетной семье. Много раз в жизни я вспоминал эти события и, уже будучи взрослым, совсем по-иному оценивал действия своих родителей. Возможно, это будет нескромно, но должен сказать, что преклоняюсь перед ними за все, что они сделали для своих десятерых детей, и для этих двух беспризорников-сирот — Странника и Колхозного.

В качестве иллюстрации использована картина Аркадия Пластова.